Все счастливые эмигранты похожи друг на друга. Каждый несчастливый эмигрант, впрочем, – тоже.
Только ленивый не сравнивал первую, столетней давности волну изгнанников с нынешней, и чаши весов каждый раз гуляют в обе стороны. Никак не договориться. Больше было прав в Европе у какого-нибудь приват-доцента Казанского университета, у зауряд-прапорщика Дроздовского полка, у швеи-модистки при варшавском дамском ателье, чем сегодня у бежавшего преподавателя Шанинки, у дезертира российской армии, у череповецкого программиста? Или меньше?
Три года после бегства от революции – это 1921-1922-й. Эмигрантские достижения еще только в зародыше, золотая слава придет позже. Три года после "полномасштабки" – это как раз наш 2025-й. Не слишком ли мы нетерпеливы, требуя от изгнанников великих свершений?
Как смешно еще недавно на московском диване звучали слова "постылая Ницца" со страниц разочарованного Георгия Иванова, и только теперь понятно: она и впрямь может обернуться постылой – не элегантно выбранной нашим туристическим маршрутом, а грубо навязанной беспардонной судьбой.
Что же теперь поддерживает многих? Надежда на возвращение? Восточным Гамлетом – извечной загадкой, которую умом не понять, – назвал Россию Георгий Адамович («Когда мы в Россию вернемся… О Гамлет восточный, когда?»).
Есть у новейших изгнанников как минимум одна общая платформа, фундамент, знаменатель – книги на родном языке. После двух прошедших ярмарок (в Праге в 2024 и в Берлине весной 2025-го) и в преддверии очередной (ожидаемой 12-14 сентября этого года "Пражской книжной башни") видно, что новый тамиздат за годы нынешней войны заметно объединил авторов, издателей и читателей. Идеальной, вероятно, была бы возможность узреть на прилавке книжную продукцию с обеих сторон границы – лучшие московские издания и яркие новинки из Европы, Америки, Израиля. О том же самом несомненно тоскуют питерские и новосибирские покупатели. Хорошо бы дожить до таких времен.
А пока тамиздат впрягается за двоих: книги Натальи Громовой, всегда сметавшиеся российским рынком, одна за другой переиздаются лейпцигским ISIA-Media, многотомную "Историю России XIX века" профессора Андрея Зубова выпускает братиславское vidim books, а баловень отечественной эссеистики Александр Генис приготовил для Freedom Letters (издательство демонстративно внеграничное) свое пятитомное собрание сочинений. Ну, и кто, спрашивается, от этого проиграл?
Книги стали важной иллюзией продолжения прежней жизни
Изгнаннику всегда хотелось подсмотреть хоть одним глазком – как там, в России? Владимира Набокова это просто сводило с ума. Проникновение "на ту сторону" стало в его довоенных книгах настоящей идеей фикс. Но многие ходили и в самом деле – и Георгий Околович, и князь Павел Долгоруков, а Василий Шульгин не просто сходил (пусть и под ГПУшным колпаком), но написал об этом знаменитую книжку "Три столицы". И был в ней постоянный рефрен увиденного: "Всё осталось как прежде, только хуже".
Эмигрант убежден, что без него в России – хуже. Справедливо, впрочем, и другое: за границей тоже стало хуже. Ты одна нам спасительница и друг - книга на родном языке.
Невозможно заниматься русским книгоизданием, если не иметь в виду некое читательское единство, некие общие взгляды, желание публики удерживать и развивать русское самосознание, самоидентичность. И ярмарка – лучшее свидетельство массовой веры в продолжение привычной бытийной траектории. И в жажду сохранить языковое и культурное единство со своими детьми.
Книги стали важной иллюзией продолжения прежней жизни, способом сохранения себя в своей раковине. И тамиздат – это ответ на вызов времени, это спасение России, культуры, памяти в себе. Это ответ безоружного человека отвернувшемуся миру.
Мы пойдем на ярмарку и понесем с базара новый тамиздат, мы будем вычитывать в нем – пусть между строк, – что в России всё осталось как прежде, только хуже. А если не вычитаем даже этого, станем уповать на Гамлета западного, нерешительного, сомневающегося – быть или не быть самому?
Иван Толстой – обозреватель Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не соответствовать точке зрения редакции
